Толкование и применение статьи 5 Бернской конвенции: выбор применимого права или предоставление национального режима?
Как известно, современные принципы регулирования защиты исключительных прав авторов берут свое начало в Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, принятой в 1886 г. Статья 5 (а именно ее вторая часть) Бернской конвенции[1] практически с момента своего принятия привлекает правоприменителей и исследователей в сфере исключительных прав, вызывая споры о ее смысле и природе.
Положения частей 1 и 2 указанной статьи Бернской конвенции сформулированы следующим образом:
Как мы видим, формулировки Конвенции непросты и неоднозначны. До сих пор фразу «объем охраны, равно как и средства защиты, представляемые автору для охраны его прав, регулируются исключительно законодательством страны, в которой истребуется охрана» понимают по-разному. В юридической среде сформировалось два подхода к толкованию приведенного положения.
Первая позиция сводится к тому, что данная норма является коллизионной, то есть определяет право, подлежащее применению к отношениям сторон при рассмотрении спора. При этом фактически данная точка зрения сводится к lex fori (то есть к «закону суда», который отсылает к праву государства, в котором проходит судебный процесс по конкретному делу).
Согласно второму подходу, в данной статье закреплен принцип национального режима, который закрепляет применение одних и тех же норм (в том числе коллизионных) в отношении защиты исключительных прав и граждан, и иностранцев . То есть, речь идет о закреплении принципа недискриминации, который не имеет правового значения для возможного коллизионного регулирования.
Как мы видим, существуют совершенно разные подходы к толкованию ст. 5 (2) Бернской конвенции, а значит, понимание этой нормы имеет не только теоретическое, но и большое практическое значение, так как от него зависит определение применимой правовой системы при рассмотрении конкретного спора, включая, в конечном счете, надлежащий выбор компетентного суда.
Так, именно данное положение родило сложность в определении компетентного суда через определение подлежащего применению права, что стало одной из основных проблем при рассмотрении российским Судом по интеллектуальным правам (СИП) спора с участием компании из Южной Кореи.
Существо спора было связано с якобы имевшим место нарушением исключительных прав российской стороны – одного из ведущих советских и в последующем российских конструкторских бюро – на программное обеспечение для тренажера самолета. История вопроса берет начало в середине 90-х годов, когда стороны вели обмен опытом в рамках соглашения о сотрудничестве.
В последующем российская сторона посчитала, что продукция, выпускаемая корейской стороной, которой выступает крупнейшая авиакосмическая корпорация Korea Aerospace Industries, Ltd., нарушает ее исключительные права, в связи с чем она обратилась в суд. Российская компания полагала, что компетентным органом для рассмотрения спора является именно российский суд. Свои доводы российская сторона обосновывала ст. 5 (2) Бернской конвенции.
В данном вопросе суды двух инстанций встали на сторону истца и признали компетенцию арбитражных судов Российской Федерации именно на основании положений указанной статьи Бернской конвенции. При этом вторая инстанция изменила решение первой инстанции, взыскав истребуемую российской стороной сумму солидарно с двух корейских компаний, которые, как заключил Девятый арбитражный апелляционный суд, выступили правопреемниками корейской стороны указанных выше соглашений о сотрудничестве. Интересы второй корейской компании, осуществляющей свою деятельность в сфере тяжелого машиностроения, представлял московский офис одной из ведущих международных юридических фирм.
Полагаем, что данный вывод противоречит тексту и смыслу самой Бернской конвенции, практике ее применения и связанным с ней международно-правовым актам.
Анализ данной нормы, на наш взгляд, позволяет прийти к следующим выводам.
Данная статья логически делится на две части. Первая часть – пункты (1) и (2) - регулирует вопросы правового режима и защиты исключительных прав вне страны происхождения исключительного права, вторая часть – пункты (3) и (4) – регулирует вопросы правового режима и защиты в рамках страны происхождения.
При этом указанная статья не является коллизионной, то есть не дает возможности для определения применимого права, а лишь устанавливает национальный режим для иностранных правообладателей. Целью установления национального режима является предотвращение дискриминации в отношении интеллектуальных прав, возникающих за рубежом, при действии таких прав на территории государства, где истребуется защита.
Указанный вывод дополнительно подтверждается следующими доктринальными и нормативно-правовыми доводами.
Как следует из Руководства Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС) к Бернской конвенции[2], «когда речь идет о судебном споре, автор, в отношении которого допущено нарушение, как правило, выберет суд того государства, где были нарушены права. Однако он может выбрать суд того государства, где находится имущество ответчика. В таких случаях суды будут применять соответствующие нормы международного частного права для разрешения любых возникших коллизий».
В Руководстве ВОИС ничего не говорится о том, что ст. 5 (2) является коллизионной нормой. В обзоре проблем интеллектуальной собственности в Интернете ВОИС также указала на отсутствие коллизионной нормы в Бернской конвенции[3].
Данная точка зрения разделяется и ведущими специалистами в сфере международных аспектов исключительных прав. Так, например, проф. Bernt Hugenholtz и проф. Thomas Dreier в своей работе Concise European Copyright Law анализируют ст. 5 Бернской конвенции и приходят к выводу о том, что предоставление национального режима является краеугольным камнем системы защиты исключительных прав по Бернской конвенции, и положения ст. 5 (2) не должны трактоваться как устанавливающие коллизионные нормы с привязкой к праву по месту рассмотрения спора[4].
Указанная позиция подтверждается и Регламентом Европейского Союза № 864/2007[5] о праве, подлежащим применению к внедоговорным обязательствам (РИМ II) от 11.07.2007г. Согласно п. 15 преамбулы указанного документа принцип lex loci delicti commissi (закон места совершения правонарушения) является основным решением в сфере внедоговорных обязательств.
Применительно к прямому (реальному) вреду он сочетается с принципом lex loci damni (закон места, где наступает вред, п. 16). Так, в случае причинения вреда здоровью лица или имуществу страной наступления вреда должна признаваться страна, где был причинен вред здоровью или имуществу.
Как следует из п. 26 преамбулы и ст. 8 указанного Регламента, правом, подлежащим применению к внедоговорному обязательству, возникшему вследствие нарушения права интеллектуальной собственности, является право страны, применительно к которой предъявляется требование о защите (lex loci protectionis), то есть право страны, на территории которого возникло само внедоговорное обязательство.
В пользу данного мнения можно привести и следующий аргумент: с исторической точки зрения вряд ли разработчики международных конвенций в XIX веке имели ввиду включение коллизионных норм в текст конвенций, ведь данные документы изначально были направлены на унификацию именно материально-правового регулирования отношений интеллектуальной собственности.
Практика Европейского суда справедливости также подтверждает этот вывод. Например, в деле Tod’s суд постановил: «Очевидно из ст. 5 Бернской конвенции, что ее целью не является определение применимого права…, а установление в качестве общего правила системы национального режима»[6].
Вывод об установлении в качестве общего принципа определения компетентного суда по месту, где произошло событие, причинившее вред, подтверждается также прямыми указаниями об этом в ст. 5 (3) Конвенции о юрисдикции и приведении в исполнение судебных решений по гражданским и коммерческим делам (Лугано, 16.09.1988г.)[7], ст. 5 (3) Брюссельской конвенции по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений в отношении гражданских и коммерческих споров (27.09.1968г.)[8] и ст. 5 (3) Регламента ЕС № 44/2001 от 22.12.2000г. о юрисдикции и признании и принудительном исполнении судебных решений по гражданским и коммерческим спорам[9].
Вернемся в рассматриваемому в российском суде спору. Указанные доводы об отсутствии в ст. 5 (2) Бернской конвенции коллизионной составляющей были во многом подтверждены СИП. По итогам рассмотрения данного дела в пяти судебных заседаниях, что уже само по себе являлось беспрецедентным для практики СИП, суд посчитал, что толкование судов первой и апелляционной инстанций нормы п. 2 ст. 5 Бернской конвенции как основания для применения законодательства Российской Федерации к правоотношениям сторон Ошибочно и противоречит ее смыслу.
Как указал СИП, «приведенными нормами установлен принцип применения «национального режима» в отношении прав, которыми авторы пользуются в странах Союза [государства – члены Бернской конвенции], кроме страны происхождения произведения (пункт 1), а также правило, в соответствии с которым осуществление этих прав не связано с соблюдением каких-либо формальностей в стране, не являющейся страной происхождения произведения (изъятие из принципа «национального режима»). Таким образом, указанными нормами регулируются правоотношения, связанные с предоставлением правовой охраны и средств защиты литературным и художественным произведениям, созданным на территории другой страны, в стране, где истребуется охрана».
Как мы видим, СИП по данному вопросу подтвердил позицию южнокорейской компании, представленную тандемом корейских и российских юристов.
С учетом иных нарушений, допущенных судами нижестоящих инстанций, данное дело было направлено на новое рассмотрение в арбитражный суд первой инстанции.
Стоит еще раз подчеркнуть, что подход к анализируемой норме как предоставляющей национальный режим защиты исключительных прав все еще не до конца устоялся, и находятся сторонники коллизионного толкования. Но уже можно говорить о том, что двоякое понимание принятых в XIX веке международных соглашений уходит в прошлое именно за счет судебного толкования как международных, так и национальных судов.
[1] Бернская конвенция по охране литературных и художественных произведений принята в г. Берне (Швейцария) 09.09.1886 г. На данный момент к Конвенции присоединилось 167 государств. ТекстКонвенциинасайтеWorld Intellectual Property Organization, WIPO http://www.wipo.int/treaties/en/text.jsp?file_id=283698
[2] Guide to the Berne Convention. Опубликовано ВОИС в 1978г., стр. 34. ftp://ftp.wipo.int/pub/library/ebooks/historical-ipbooks/GuideToTheBerneConventionForTheProtectionOfLiteraryAndArtisticWorksParisAct1971.pdf
[3] http://www.wipo.int/copyright/en/ecommerce/ip_survey/
[4] Concise European Copyright Law. Editors Thomas Dreier and Bernt Hugenholtz, Kluwer Law International 2006, p. 24-30.
[5] ОфициальныйтекстRome II Regulation № 864/2007 http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:32007R0864&qid=1409235324308&from=EN
[7] Официальныйтекст Convention on Jurisdiction and the Enforcement of Judgments in Civil and Commercial Matters (Lugano, 16 September 1988) http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:41988A0592&qid=1409237313205&from=EN
[8] Официальныйтекст Brussels Convention on jurisdiction and the enforcement of judgments in civil and commercial matters 27 September 1968 http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:41983A0411&qid=1409237420613&from=EN
[9] http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=CELEX:32001R0044:en:HTML
