Назад к публикации

Юлия Шилова назвала расширительным толкование сроков привлечения к субсидиарной ответственности

Верховный Суд в Определении № 308-ЭС17-21222 указал, что если лицо своими действиями создало ситуацию, в которой уполномоченный орган длительное время объективно был лишен возможности принять решение о взыскании задолженности за счет имущества общества, то оно не может уклоняться от субсидиарной ответственности в возникшем впоследствии деле о банкротстве.

В рамках дела о банкротстве общества ФНС России обратилась в суд с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности по обязательствам компании четверых ее бывших руководителей – А., К., Ч. и Я.

Суд первой инстанции солидарно взыскал с них в конкурсную массу должника более 1,26 млрд руб. Апелляция, констатировав отсутствие доказательств согласованности действий указанных лиц и установив, что в совокупности эти действия привели к банкротству, пришла к выводу о том, что руководители подлежат привлечению к субсидиарной ответственности в долях пропорционально размеру причиненного каждым из них вреда.

При этом суд установил, что необходимой причиной банкротства должника стали виновные действия бывших руководителей А., К. и Ч., выразившиеся в заключении мнимых сделок, искажении информации об обязательствах должника. В связи с этим апелляция отменила решение в части привлечения Я. к ответственности.

Окружной суд в свою очередь освободил от ответственности К., указав, что его полномочия как руководителя общества прекратились более чем за 2 года до возбуждения производства по делу о банкротстве. Исходя из этого, суд округа счел, что К. ошибочно отнесен судами первой и апелляционной инстанций к числу контролирующих должника лиц и не является субъектом субсидиарной ответственности, предусмотренной п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве.

Не согласившись с решением кассации, ФНС России обратилась с жалобой в Верховный Суд, в которой просила оставить в силе постановление суда апелляционной инстанции. Изучив материалы дела, Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ пришла к выводу, что жалоба подлежит удовлетворению.

Верховный Суд пояснил, что в период исполнения обязанностей К. по руководству обществом действовал абз. 34 ст. 2 Закона о банкротстве, согласно которому, если в ходе проверки выявлялся круг контролирующих организацию-должника лиц, которые могли быть привлечены к ответственности, охватывались только 2 года деятельности, непосредственно предшествовавшие дню возбуждения производства по делу о банкротстве подконтрольной им организации. А в абз. 2 п. 3 ст. 56 ГК РФ и п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве содержалась норма о субсидиарной ответственности контролирующих организацию-должника лиц в ситуации, когда их действия стали необходимой причиной банкротства (в настоящее время аналогичное правило закреплено в п. 1 ст. 61.11 Закона о банкротстве).

Коллегия отметила, что названный двухлетний срок направлен на исключение чрезмерной неопределенности в вопросе о правовом положении контролирующего лица в условиях, когда момент инициирования кредитором дела о банкротстве организации-должника значительно отдален по времени от момента, в который привлекаемое к ответственности лицо перестало осуществлять контроль.

Как указал Суд, кассационная инстанция не приняла во внимание, что контролирующее лицо, своими активными действиями воспрепятствовавшее своевременному возбуждению производства по делу о несостоятельности и тем самым изменившее начало течения подозрительного периода в свою пользу, не может рассматриваться в качестве субъекта, имеющего правомерные ожидания оградиться от применения мер субсидиарной ответственности по мотиву позднего возбуждения производства по указанному делу.

Поэтому в ситуации, когда кредитор объективно не имел возможности инициировать возбуждение дела о банкротстве по обстоятельствам, зависящим от самого контролирующего лица, последнее не вправе ссылаться на прекращение контроля над организацией-банкротом за пределами названного двухлетнего срока как на основание освобождения от ответственности (ст. 10 ГК РФ). Соответствующие ссылки свидетельствуют о недобросовестной попытке использования контролирующим лицом приведенного положения закона о двухлетнем сроке вопреки его смыслу и предназначению.

При этом ВС указал, что основанием для возбуждения производства по делу о банкротстве общества явилась выявленная в ходе выездной налоговой проверки недоимка по обязательным платежам, установленная решением ФНС от 3 июня 2011 г. о привлечении к ответственности за совершение налогового правонарушения. Суд подчеркнул, что 3 августа 2011 г. общество в период осуществления К. полномочий руководителя оспорило это решение в суде. Помимо этого, компания подала ходатайство о принятии обеспечительных мер в виде приостановления действия решения ФНС. Обеспечительные меры были приняты судом первой инстанции 8 августа 2011 г. и действовали до их отмены кассационной инстанцией 22 февраля 2012 г. Однако впоследствии, в рамках инициированного К. судебного процесса суд округа вновь принял обеспечительные меры в виде частичного приостановления действия решения налоговой инспекции.

Верховный Суд также пояснил, что окончательным судебным актом, которым требование общества о недействительности решения ФНС было отклонено, стало постановление апелляционного суда от 7 февраля 2014 г. При этом с заявлением о признании общества банкротом ФНС России обратилась 27 марта 2014 г.

ВС указал, что из содержания судебных актов по делу о признании решения ФНС недействительным и действовавших ранее правил о возможности возбуждения дела о банкротстве только на основании акта налогового органа, завершающего процесс принудительного исполнения, следует, что активными действиями К. была создана ситуация, при которой уполномоченный орган длительное время объективно был лишен возможности принять решение о взыскании задолженности за счет имущества общества, без которого налоговая инспекции не могла по независящим от нее обстоятельствам инициировать возбуждение процедуры банкротства должника.

При этом возникшие препятствия существовали дольше периода времени, на который прекращение полномочий К. как руководителя отстоит по времени от начала двухлетнего периода, предшествующего дню возбуждению дела о банкротстве. Таким образом, ВС РФ отменил постановление кассационной инстанции, оставив в силе решение нижестоящего суда.

Комментируя решение, адвокат, старший юрист АБ «КИАП» Илья Дедковский пояснил, что определение ВС является положительным, поскольку Суд продолжил усиливать практику по привлечению контролирующих лиц к субсидиарной ответственности: истцам был предоставлен дополнительный аргумент в пользу привлечения недобросовестных собственников бизнеса к ответственности по долгам компании.

«Нельзя не отметить, что подход Верховного Суда, изложенный в обсуждаемом определении, хотя и лишает контролирующих лиц должника уверенности в том, что за пределами двухгодичного срока контроля они не могут быть привлечены к субсидиарной ответственности, но полностью соответствует ныне действующему законодательству. Если раньше закон четко привязывал исчисление срока контроля к моменту инициирования процедуры банкротства, то сейчас исчисление сроков должно осуществляться с менее очевидной даты – с момента возникновения признаков банкротства», – указал адвокат.

Илья Дедковский пояснил, что в целом заявления о привлечении к субсидиарной ответственности удовлетворяются достаточно редко (примерно в 20% случаев), а случаев привлечения собственников бизнеса к ответственности на сумму от 1 млрд руб. совсем немного. «Отрадно видеть, что Верховный Суд не боится принимать подобные решения на такие суммы», – заключил эксперт.

Старший партнер группы правовых компаний ИНТЕЛЛЕКТ-С Роман Речкин также назвал позицию ВС разумной. По его мнению, установление законодателем объективного пресекательного срока, по истечении которого контроль лица над должником признается прекратившимся, было объективно неудачным.

«Показательно, что срок в 2 года, установленный абз. 34 ст. 2 Закона о банкротстве, был впоследствии увеличен до 3 лет, а затем подход к исчислению “периода контроля” был вообще изменен. Действующий сейчас п. 1 ст. 61.10 Закона о банкротстве устанавливает презумпцию наличия контроля лица (в течение 3 лет) гораздо более гибко, не с момента начала дела о банкротстве, а с момента, “предшествующего возникновению признаков банкротства”», – отметил Роман Речкин. Он добавил, что если бы п. 1 ст. 61.10 Закона о банкротстве действовал в период, рассматриваемый в данном деле, то К., безусловно, был бы признан контролирующим должника лицом, поскольку признаки банкротства возникли у должника с момента вступления в силу решения налогового органа о привлечении организации к налоговой ответственности, а не с момента начала дела о банкротстве.

Анализируя определение, юрист практики реструктуризации и банкротства юридической фирмы ART DE LEX Юлия Шилова отметила, что позиция Верховного Суда является новой для судебной практики и позволяет расширительно толковать срок привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих лиц в случае, когда контролирующее лицо своими активными действиями воспрепятствовало своевременному возбуждению производства по делу о несостоятельности и тем самым изменило начало течения подозрительного периода в свою пользу. Она обратила внимание, что ВС не стал ограничиваться формальным подходом, который избрал суд округа, касательно того, что полномочия руководителя общества прекратились за периодом времени, который позволяет отнести данное лицо к контролирующим.
«Данное решение позволит судам неформально подходить к вопросу о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности и не ограничиваться ссылками исключительно на сроки, установленные в том числе нормами действующего законодательства, – констатировала Юлия Шилова. – Таким образом, при разрешении вопроса о привлечении контролирующего лица к субсидиарной ответственности необходимо анализировать поведение лица, предшествующее возбуждению производства по делу о несостоятельности».

В свою очередь адвокат юридической фирмы «ЮСТ» Олег Кузьмичёв отметил, что ВС отказал в правовой защите бывшему руководителю общества исключительно по мотиву злоупотребления правом. «Само злоупотребление, как посчитал Суд, выражается в длительном обжаловании обществом решения о взыскании недоимки по обязательным платежам и в удовлетворенной арбитражным судом просьбе должника о принятии обеспечительных мер», – пояснил эксперт. По его мнению, в этом видится теоретико-правовой парадокс, так как злоупотребление не может быть основано на вступивших в законную силу судебных актах.

«При этом Верховный Суд, по сути, отождествил злоупотребление материальным (п. 2 ст. 10 ГК РФ) и процессуальным правом (абз. 2 ч. 2 ст. 41 АПК РФ). И если первое действительно может повлечь отказ в правовой защите, то второе (а вменяемое затягивание вступления в силу судебного акта – это злоупотребление именно процессуальным правом на обжалование) лишь возлагает на деликвента судебные расходы по делу независимо от его исхода», – указал Олег Кузьмичёв.

В связи с этим адвокат считает, что логика высшей судебной инстанции в данном случае выглядит несколько надуманной и вряд ли будет иметь далеко идущие последствия в виде безграничного толкования пределов п. 2 ст. 10 ГК РФ. По его мнению, больше похоже, что данная ситуация является «проходной», когда правоприменитель разово использовал данную норму как «последний рубеж обороны» для защиты интересов ФНС России и государственного бюджета.

Авторы: Марина Нагорная, Светлана Рогоцкая

Оригинал публикации доступен здесь.